Неточные совпадения
Наконец он
не выдержал. В одну темную ночь, когда
не только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее
умолкли даже доводы благоразумия.
При пилюлях Сергея Ивановича все засмеялись, и в особенности громко и весело Туровцын, дождавшийся наконец того смешного, чего он только и ждал, слушая разговор. Степан Аркадьич
не ошибся, пригласив Песцова. С Песцовым разговор умный
не мог
умолкнуть ни на минуту. Только что Сергей Иванович заключил разговор своей шуткой, Песцов тотчас поднял новый.
На миг
умолкли разговоры;
Уста жуют. Со всех сторон
Гремят тарелки и приборы,
Да рюмок раздается звон.
Но вскоре гости понемногу
Подъемлют общую тревогу.
Никто
не слушает, кричат,
Смеются, спорят и пищат.
Вдруг двери настежь. Ленский входит,
И с ним Онегин. «Ах, творец! —
Кричит хозяйка: — наконец!»
Теснятся гости, всяк отводит
Приборы, стулья поскорей;
Зовут, сажают двух друзей.
И скоро звонкий голос Оли
В семействе Лариных
умолк.
Улан, своей невольник доли,
Был должен ехать с нею в полк.
Слезами горько обливаясь,
Старушка, с дочерью прощаясь,
Казалось, чуть жива была,
Но Таня плакать
не могла;
Лишь смертной бледностью покрылось
Ее печальное лицо.
Когда все вышли на крыльцо,
И всё, прощаясь, суетилось
Вокруг кареты молодых,
Татьяна проводила их.
Встает заря во мгле холодной;
На нивах шум работ
умолк;
С своей волчихою голодной
Выходит на дорогу волк;
Его почуя, конь дорожный
Храпит — и путник осторожный
Несется в гору во весь дух;
На утренней заре пастух
Не гонит уж коров из хлева,
И в час полуденный в кружок
Их
не зовет его рожок;
В избушке распевая, дева
Прядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
И дождалась… Открылись очи;
Она сказала: это он!
Увы! теперь и дни, и ночи,
И жаркий одинокий сон,
Всё полно им; всё деве милой
Без
умолку волшебной силой
Твердит о нем. Докучны ей
И звуки ласковых речей,
И взор заботливой прислуги.
В уныние погружена,
Гостей
не слушает она
И проклинает их досуги,
Их неожиданный приезд
И продолжительный присест.
Так же, казалось, он
не замечал и того, что в трактире или на берегу, среди лодок, рыбаки
умолкали в его присутствии, отходя в сторону, как от зачумленного.
— Батюшка, испейте, — шептал он, бросаясь к нему с графином, — авось поможет… — Испуг и самое участие Порфирия Петровича были до того натуральны, что Раскольников
умолк и с диким любопытством стал его рассматривать. Воды, впрочем, он
не принял.
— Молчи-и-и!
Не надо!.. Знаю, что хочешь сказать!.. — И больной
умолк; но в ту же минуту блуждающий взгляд его упал на дверь, и он увидал Соню…
С ним из окна в окно жил в хижине бедняк
Сапожник, но такой певун и весельчак,
Что с утренней зари и до обеда,
С обеда до́-ночи без
умолку поёт
И богачу заснуть никак он
не даёт.
Одинцова ничего
не сказала, и Базаров
умолк. Звуки фортепьяно долетели до них из гостиной.
Николай Петрович
умолк, а Аркадий, который начал было слушать его
не без некоторого изумления, но и
не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал ее Базарову с Петром.
— Я
не играл… — начал было Аркадий и
умолк. Он чувствовал, что слезы приступали к его главам, а ему
не хотелось заплакать перед своим насмешливым другом.
Базаров
умолк и стал ощупывать рукой свой стакан. Анна Сергеевна подала ему напиться,
не снимая перчаток и боязливо дыша.
Павел Петрович
умолк. «Теперь уйдет», — думала Фенечка, но он
не уходил, и она стояла перед ним как вкопанная, слабо перебирая пальцами.
Одни считали ее простой, недальней, неглубокой, потому что
не сыпались с языка ее ни мудрые сентенции о жизни, о любви, ни быстрые, неожиданные и смелые реплики, ни вычитанные или подслушанные суждения о музыке и литературе: говорила она мало, и то свое,
не важное — и ее обходили умные и бойкие «кавалеры»; небойкие, напротив, считали ее слишком мудреной и немного боялись. Один Штольц говорил с ней без
умолка и смешил ее.
Он
не бранил,
не сказал больше ни одного «страшного» слова… «Громы»
умолкли…
Ему отчего-то было тяжело. Он уже
не слушал ее раздражительных и кокетливых вызовов, которым в другое время готов был верить. В нем в эту минуту
умолкла собственная страсть. Он болел духом за нее, вслушиваясь в ее лихорадочный лепет, стараясь вглядеться в нервную живость движений и угадать, что значило это волнение.
Вера
умолкала,
не смея настаивать. «
Не берет! — думала она, — презирает…»
Бабушка глядела в сторону и грустно молчала. Райский, держа двумя средними пальцами вилку, задумчиво ударял ею по тарелке. Он тоже ничего
не ел и угрюмо молчал. Только Марфенька с Викентьевым ели все, что подавали, и без
умолку болтали.
— Нет, — начал он, — есть ли кто-нибудь, с кем бы вы могли стать вон там, на краю утеса, или сесть в чаще этих кустов — там и скамья есть — и просидеть утро или вечер, или всю ночь, и
не заметить времени, проговорить без
умолку или промолчать полдня, только чувствуя счастье — понимать друг друга, и понимать
не только слова, но знать, о чем молчит другой, и чтоб он умел читать в этом вашем бездонном взгляде вашу душу, шепот сердца… вот что!
Да и
не до того нам было; мы говорили без
умолку, потому что было о чем, так что я, например, на исчезновение Марьи совсем почти и
не обратил внимания; прошу читателя и это запомнить.
— Постойте! — проговорил он вдруг,
умолкая и подымая кверху палец, — постойте, это… это… если только
не ошибусь… это — штуки-с!.. — пробормотал он с улыбкою маньяка, — и значит, что…
Что касается меня, я нашел много живости и разговоров на обедах; недоверия
не заметил: все кушают с большою доверчивостью и говорят без
умолку.
Даже Хиония Алексеевна — и та почувствовала некоторый священный трепет при мысли, что имела счастье обедать с миллионером; она, правда, делала несколько попыток самостоятельно вступить в разговор с Приваловым, но,
не встречая поддержки со стороны Марьи Степановны, красноречиво
умолкала.
— Я волнуюсь, — сказала Екатерина Ивановна и закрыла руками лицо, — но вы
не обращайте внимания. Мне так хорошо дома, я так рада видеть всех и
не могу привыкнуть. Сколько воспоминаний! Мне казалось, что мы будем говорить с вами без
умолку, до утра.
Он вдруг
умолк и как бы задумался. Слова были странные. Отец Иосиф, свидетель вчерашнего земного поклона старца, переглянулся с отцом Паисием. Алеша
не вытерпел.
Миусов
умолк. Произнеся последние слова своей тирады, он остался собою совершенно доволен, до того, что и следов недавнего раздражения
не осталось в душе его. Он вполне и искренно любил опять человечество. Игумен, с важностью выслушав его, слегка наклонил голову и произнес в ответ...
О, я
не смею повторять подробностей, вы их только что слышали: тут честь, тут самоотвержение, и я
умолкаю.
Смердяков все выспрашивал, задавал какие-то косвенные, очевидно надуманные вопросы, но для чего —
не объяснял того, и обыкновенно в самую горячую минуту своих же расспросов вдруг
умолкал или переходил совсем на иное.
Ермолай
не возвращался более часу. Этот час нам показался вечностью. Сперва мы перекликивались с ним очень усердно; потом он стал реже отвечать на наши возгласы, наконец
умолк совершенно. В селе зазвонили к вечерне. Меж собой мы
не разговаривали, даже старались
не глядеть друг на друга. Утки носились над нашими головами; иные собирались сесть подле нас, но вдруг поднимались кверху, как говорится, «колом», и с криком улетали. Мы начинали костенеть. Сучок хлопал глазами, словно спать располагался.
Лукерья
умолкла, а я с изумлением глядел на нее. Изумляло меня собственно то, что она рассказ свой вела почти весело, без охов и вздохов, нисколько
не жалуясь и
не напрашиваясь на участие.
— Я желала… — начала Ася, стараясь улыбнуться, но ее бледные губы
не слушались ее, — я хотела… Нет,
не могу, — проговорила она и
умолкла. Действительно, голос ее прерывался на каждом слове.
Глубоко грустная нота постоянно звучала в ее груди; вполне она никогда
не исключалась, а только иногда
умолкала, поглощенная светлой минутой жизни.
Проповедник
умолк; но мичман поднялся в моих глазах, он с таким недвусмысленным чувством отвращения смотрел на взошедшую депутацию, что мне пришло в голову, вспоминая проповедь его приятеля, что он принимает этих людей если
не за мечи и кортики сатаны, то хоть за его перочинные ножики и ланцеты.
Потом опять
умолк, опять являлся капризным, недовольным, раздраженным, опять тяготел над московским обществом и опять
не покидал его.
— Надо помогать матери — болтал он без
умолку, — надо стариково наследство добывать! Подловлю я эту Настьку, как пить дам! Вот ужо пойдем в лес по малину, я ее и припру! Скажу: «Настасья! нам судьбы
не миновать, будем жить в любви!» То да се… «с большим, дескать, удовольствием!» Ну, а тогда наше дело в шляпе! Ликуй, Анна Павловна! лей слезы, Гришка Отрепьев!
По обыкновению, речь Степана
не отличается связностью, но он без
умолку продолжает болтать все время, покуда карета ползет да ползет по мостовнику. Наконец она у церкви поворачивает вправо и рысцой катится по направлению к дому. Дети крестятся и спешат на парадное крыльцо.
Бурмакин был наверху блаженства. Он потребовал, чтоб невеста его
не уезжала в аббатство, и каждый день виделся с нею. Оба уединялись где-нибудь в уголку; он без
умолку говорил, стараясь ввести ее в круг своих идеалов; она прислонялась головой к его плечу и томно прислушивалась к его говору.
Но чуть только он увидит, что его сознательно
не боятся, что с ним идут на спор решительный, что вопрос ставится прямо — «погибну, но
не уступлю», — он немедленно отступает, смягчается,
умолкает и переносит свой гнев на другие предметы или на других людей, которые виноваты только тем, что они послабее.
Сказав это, Коля вскочил и расхохотался так, как, может быть, никогда ему
не удавалось смеяться. Увидав, что князь весь покраснел, Коля еще пуще захохотал; ему ужасно понравилась мысль, что князь ревнует к Аглае, но он
умолк тотчас же, заметив, что тот искренно огорчился. Затем они очень серьезно и озабоченно проговорили еще час или полтора.
А если, может быть, и хорошо (что тоже возможно), то чем же опять хорошо?» Сам отец семейства, Иван Федорович, был, разумеется, прежде всего удивлен, но потом вдруг сделал признание, что ведь, «ей-богу, и ему что-то в этом же роде всё это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же
умолк под грозным взглядом своей супруги, но
умолк он утром, а вечером, наедине с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь в сущности что ж?..» (Умолчание.) «Конечно, всё это очень странно, если только правда, и что он
не спорит, но…» (Опять умолчание.) «А с другой стороны, если глядеть на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший парень, и… и, и — ну, наконец, имя же, родовое наше имя, всё это будет иметь вид, так сказать, поддержки родового имени, находящегося в унижении, в глазах света, то есть, смотря с этой точки зрения, то есть, потому… конечно, свет; свет есть свет; но всё же и князь
не без состояния, хотя бы только даже и некоторого.
В сущности, он и
не доверялся никогда; он рассчитывал на генерала, чтобы только как-нибудь войти к Настасье Филипповне, хотя бы даже с некоторым скандалом, но
не рассчитывал же на чрезвычайный скандал: генерал оказался решительно пьян, в сильнейшем красноречии, и говорил без
умолку, с чувством, со слезой в душе.
Глашка! бульонцу, бульонцу, старая дур…» — пролепетал его коснеющий язык и,
не договорив последнего слова,
умолк навеки.
Обращение это застало меня совершенно впрасплох. Вообще я робок с дамами; в одной комнате быть с ними — могу, но разговаривать опасаюсь. Все кажется, что вот-вот онаспросит что-нибудь такое совсем неожиданное, на что я ни под каким видом ответить
не смогу. Вот «калегвард» — тот ответит; тот, напротив, при мужчине совестится, а дама никогда
не застанет его врасплох. И будут онивместе разговаривать долго и без
умолку, будут смеяться и — кто знает — будут, может быть, и понимать друг друга!
Женщина вздыхает и
умолкает, но
не надолго.
Это был крик моего сердца, мучительный крик,
не встретивший, впрочем, отзыва. И я, и Плешивцев — мы оба
умолкли, как бы подавленные одним и тем же вопросом:"Но Чебоксары?!!"Только Тебеньков по-прежнему смотрел на нас ясными, колючими глазами и втихомолку посмеивался. Наконец он заговорил.
— Или, говоря другими словами, вы находите меня, для первой и случайной встречи, слишком нескромным… Умолкаю-с. Но так как, во всяком случае, для вас должно быть совершенно индифферентно, одному ли коротать время в трактирном заведении, в ожидании лошадей, или в компании, то надеюсь, что вы
не откажетесь напиться со мною чаю. У меня есть здесь дельце одно, и ручаюсь, что вы проведете время
не без пользы.
— «Что
не любить оно
не может», — повторила Зинаида. — Вот чем поэзия хороша: она говорит нам то, чего нет и что
не только лучше того, что есть, но даже больше похоже на правду… Что
не любить оно
не может — и хотело бы, да
не может! — Она опять
умолкла и вдруг встрепенулась и встала. — Пойдемте. У мамаши сидит Майданов; он мне принес свою поэму, а я его оставила. Он также огорчен теперь… что делать! вы когда-нибудь узнаете… только
не сердитесь на меня!
Лозунг его в то время выражался в трех словах: свобода, развитие и справедливость. Свобода — как стихия, в которой предстояло воспитываться человеку; развитие — как неизбежное условие, без которого никакое начинание
не может представлять задатков жизненности; справедливость — как мерило в отношениях между людьми, такое мерило, за чертою которого должны
умолкнуть все дальнейшие притязания.